Теплом и гомоном грачей наполнялась весна. Казалось, что уже сегодня кончится война.Первое ощущение беспомощности и страха я испытала в августе сорок первого… 

— Ребята есть кто живой? – пробираясь по окопам, спрашивала я, внимательно вглядываясь в каждый метр земли. – Ребята, кому помощь нужна? 

Я переворачивала мёртвые тела, все они смотрели на меня, но никто не просил помощи, потому что уже не слышали. Артналёт уничтожил всех… 

— Ну не может такого быть, хоть кто-то же должен остаться в живых?! Петя, Игорь, Иван, Алёшка! – я подползла к пулемёту и увидела Ивана. 

— Ванечка! Иван! – закричала во всю мощь своих лёгких, но тело уже остыло, только голубые глаза неподвижно смотрели в небо. 

Спустившись во второй окоп, я услышала стон. 

— Есть кто живой? Люди, отзовитесь хоть кто-нибудь! – опять закричала я. 

Стон повторился, неясный, глухой. Бегом побежала мимо мёртвых тел, ища его, оставшегося в живых. 

— Миленький! Я здесь! Я здесь! 

И опять стала переворачивать всех, кто попадался на пути. 

– Нет! Нет! Нет! Я обязательно тебя найду! Ты только дождись меня! Не умирай! – и спрыгнула в другой окоп. 

Вверх, взлетела ракета, осветив его. Стон повторился где-то совсем рядом. 

— Я же потом никогда себе не прощу, что не нашла тебя, – закричала я и скомандовала себе: — Давай. Давай, прислушивайся! Ты его найдёшь, ты сможешь! 

Ещё немного – и конец окопа. Боже, как же страшно! Быстрее, быстрее! «Господи, если ты есть, помоги мне его найти!» – и я встала на колени. Я, комсомолка, просила Господа о помощи… 

Было ли это чудом, но стон повторился. Да он в самом конце окопа! 

— Держись! – закричала я что есть сил и буквально ворвалась в блиндаж, прикрытый плащ-палаткой. 

— Родненький, живой! – руки работали быстро, понимая, что он уже не жилец: тяжелейшее ранение в живот. Свои внутренности он придерживал руками. 

— Тебе придётся пакет доставить, – тихо прошептал он, умирая. 

Я прикрыла его глаза. Передо мной лежал совсем молоденький лейтенант. 

— Да как же это?! Какой пакет? Куда? Ты не сказал куда? Ты не сказал куда! – осматривая все вокруг, вдруг увидела торчащий в сапоге пакет. 

«Срочно, – гласила надпись, подчёркнутая красным карандашом. – Полевая почта штаба дивизии». 

Сидя с ним, молоденьким лейтенантом, прощалась, а слезы катились одна за другой. Забрав его документы, шла по окопу, шатаясь, меня подташнивало, когда закрывала по пути глаза мёртвым бойцам. 

Пакет я доставила в штаб. И сведения там, действительно, оказались очень важными. Только вот медаль, которую мне вручили, мою первую боевую награду, никогда не надевала, потому как принадлежала она тому лейтенанту, Останькову Ивану Ивановичу. 

…После окончания войны я передала эту медаль матери лейтенанта и рассказала, как он погиб. 

А пока шли бои… Четвёртый год войны. За это время я совсем поседела: рыжие волосы стали совершенно белыми. Приближалась весна с теплом и грачиным гомоном…