Боец вылез из сырой тени окопа и сел на бруствер, свесив безвольные руки.

Пережив страх и угнетающее опасение за свою жизнь , сидел он на переезде лицом к полю , где ездили и ходили немцы , готовясь к очередному удару. В голове бойца пульсировали невесёлые мысли.

В сознании необычайно отчетливо предстала абсолютная ничтожность всех его прежних, казалось, таких жгучих обид. Как он был глуп, обижаясь когда-то на мать, отчима, болезненно переживая за невзгоды военной службы, строгость старшины или нечуткость товарищей, стужу и голод, страх смерти. Теперь все это казалось ему таким далеким и удивительно мелочным , в сравнении с нынешнем еге несчастьем. Да, видно, гибель товарищей была для него первым после смерти отца действительно самым огромным несчастьем. Между тем из деревни в поле выехала новая вереница машин. Они подались в объезд, в сторону лощины. На пригорке появилось несколько орудий - враги определенно готовились к штурму позиции. А Глечику так хотелось жить! Пусть в стуже, голоде, страхе, хоть в таком кошмарном аду, как война, - только бы жить.

Прищурив глаза, он посмотрел на солнце. В тот же миг до слуха его донеслись удивительно тоскливые звуки, отчего он еще выше запрокинул голову.

Там, медленно продвигаясь под облаками и надрывно курлыкая, летела в неведомую даль коротенькая цепочка журавлей.

Вдогонку за исчезнувшей стаей, из последних сил перебирая крыльями, словно прихрамывая, летел на небольшой высоте отставший, видно подбитый, журавлик. От его почти человеческого отчаяния Глечик вздрогнул. Что-то созвучное своим страданиям услышал он в том его крике, и гримаса боли и жалости искривила круглое мальчишеское лицо. А журавль звал, бросал в воздушную бесконечность напрасные звуки тревоги, махал и махал ослабевшими крыльями, устремляясь вперед своей изогнутой шеей. Но догнать стаи он уже не мог. Поняв это, Глечик обеими руками схватился за голову, заткнул уши, напрягся, сжался в комок. Так, в неподвижности, он сидел долго, сбитый с толку этой безудержной журавлиной тоской. И хотя в небе уже никого не было, ему все еще слышался переполненный отчаяния журавлиный крик. А в душе его росли и ширились родные образы из того далекого прошлого, которое уходило от него навсегда. Как живая, встала в памяти мать - но не та приветливая и добрая, какой была всегда, а убитая горем и встревоженная его, сыновьей судьбой. Вспомнилась учительница Клавдия Яковлевна с ее тихой, неиссякаемой добротой к людям. Появился перед глазами Алешка Бондарь, а с ним - детские их забавы, походы в Селицкую пущу и некогда увлекательные игры в войну - самую проклятую из всех бед на земле. Сжалось сердце от старого раскаяния за Людку, выдуманной любовью к которой некогда дразнили его в школе, за что он едва не возненавидел эту девчонку с задумчивыми синими глазами.

Боец очнулся, когда на пригорок, зажав в клещи дорогу, выползло стадо чудовищ с крестами на лбу. Вокруг загрохотало , задрожала земля. Соскочив с бруствера, Глечик схватил единственную гранату, прижался спиной к дрожащей стенке траншеи и стал ждать. Он понимал, что это конец, и изо всех сил сдерживал в себе готовое прорваться наружу отчаяние, в котором необоримой жаждой к жизни бился далекий призывный журавлиный крик...