Их расстреляли на рассвете,

Когда вокруг белела мгла.

Там были женщины и дети

И эта девочка была.

Сперва велели всем раздеться

Потом ко рву всем стать спиной,

Но вдруг раздался голос детский

Наивный, тихий и живой:

Чулочки тоже снять мне, дядя?

Не упрекая, не грозя,

Смотрели словно в душу глядя

Трехлетней девочки глаза.

«Чулочки тоже» — но смятеньем 

на миг эссесовец объят

Рука сама собой в мгновенье 

Вдруг опускает автомат.

Он словно скован взглядом синим, 

Проснулась в ужасе душа

Нет, он застрелить ее не может

Но дал он очередь спеша. 

Упала девочка в чулочках…

Снять не успела, не смогла.

Солдат, солдат, что если б дочка

Твоя вот так же здесь легла…

И это маленькое сердце

Пробито пулею твоей…

Ты Человек, не просто немец

Но ты ведь зверь среди людей…

Шагал эсэсовец угрюмо,

К заре, не поднимая глаз,

Впервые может эта дума

В мозгу отравленном зажглась.

И всюду взгляд светится синий,

И всюду слышится опять,

И не забудется поныне:

Чулочки, дядя, тоже снять?"