Их расстреляли на рассвете, когда ещё белела мгла. Там были женщины и дети, и эта девочка была. Сперва велели всем раздеться, а после встать ко рву спиной. Но прозвучал вдруг голос детский, наивный, чистый и живой. "Чулочки тоже снять мне, дядя?" Не упрекая, не грозя, смотрели, будто в душу глядя, трёхлетней девочки глаза. "Чулочки тоже" и смятеньем на миг эссесовец объят. Рука сама собой в смятении , вдруг опустила автомат. Овеян он не вольной дрожью, проснулась в ужасе душа.Нет, он ее убить не сможет, и дал он очередь спеша. Упала девочка в чулочках, снять не успела, не смогла. "Солдат, солдат, а если б твоя дочка, вот так же здесь слегла? И это маленькое сердце пробито пулею твоей." Ты человек, не просто немец, или ты зверь среди людей?" Шагал эссесовец угрюмо, заре не поднимая глаз, впервые сможет эта дума в мозгу затравленом упасть. И всюду взгляд светился синий, и всюду слышиться опять, но не забудется отныне " чулочки, дядя, тоже снять? "