Их расстреляли на рассвете

Когда еще белела мгла,

Там были женщины и дети

И эта девочка была.

Сперва велели всем раздеться,

Затем к обрыву встать спиной,

И прозвучал вдруг голос детский

Наивный, чистый и живой:

-Чулочки тоже снять мне, дядя?

Не осуждая, не браня,

Смотрели прямо в душу глядя

Трехлетней девочки глаза.

«Чулочки тоже..?»

И смятеньем на миг эсесовец объят.

Рука сама собой в мгновенье

Вдруг опускает автомат.

Он словно скован взглядом синим,

И кажется, что в землю врос.

«Глаза, как у моей дочурки» —

В смятеньи смутном произнес,

Охвачен он невольной дрожью. Проснулась в ужасе душа.

Нет! Он застрелить ее не сможет,

Но сам дал очередь спеша…

Упала девочка в чулочках.

Снять не успела, не смогла.

Солдат, солдат, что если б дочка

Твоя вот так же здесь легла,

Ведь это маленькое сердце

Пробито пулею твоей.

Ты человек не просто немец,

Или ты зверь среди людей.

Шагал эсесовец угрюмо,

С земли не подымая глаз.

Впервые может эта дума

В мозгу отравленном зажглась,

И всюду взгляд светился синий,

И всюду слышится опять,

И не забудется по ныне

«ЧУЛОЧКИ, ДЯДЯ, ТОЖЕ СНЯТЬ?»