Стонала вьюга в поздний час,

 Горела лампа-керосинка,

 На печке собрались в тот раз:

 Девчонка, дед и кошка Зинка.

 Дед им про тихий Дон читал,

 Сменялись плавно эпизоды.

 Вдруг, книжку отложив, сказал:

 – Ишь, разыгралась непогода!

 Я помню вот такую ночь

 В далеком грозном сорок третьем,

 Ну, так же, как сейчас, точь-в-точь,

 Метель кружила, рвался ветер

 И над траншеями неслась

 Колючая лавина снега.

 Солдатам было не до сна,

 Не до бесед и не до смеха.

 Все мысли были об одном –

 В блиндаж, хотя бы на мгновенье

 К солдатской кружке с кипятком

 Припасть с огромном наслажденьем.

 Ну, наконец, черёд и мне!

 Сухарь казался слаще меда.

 Глаза закрылись в полусне,

 На миг исчезла непогода,

 Но, плащ-палаткой шелестя,

 Вошел комбат, еще безусый,

 А голова седая вся,

 (Он родом был из Беларуси).

 – «Язык» нам нужен, ночь - не мёд,–

 Сказал и нас окинул взглядом, –

 Скажите, кто из вас пойдёт

 Без страха в пасть к фашистским гадам?»

 Бойцы смотрели друг на друга,

 Комбат – с надеждою на нас.

 Тогда под вой слепящей вьюги

 Поднялись - я, Коваль и Глаз.

 … В метель шагнули, словно в пламя,

 Без колебаний, налегке.

 И мысль одна владела нами

 О том проклятом «языке».

 Вот подползли, лежали долго,

 Слились со снегом маскхалаты,

 Негромко звякнула щеколда

 И вышел «фриц» из сельской хаты.

 Блеснул погон в полоске света.

 Кляп наготове… Миг захвата…

 Ну, возвратимся до рассвета, –

 Шепнул Коваль. – Вперёд, ребята!..

 Не утихая, выла вьюга,

 Но мы ее не замечали,

 Тяжелым был фашист, подлюга,

 По очереди отдыхали.

 Друзья тащили «языка»,

 Я следом полз, чуть отклонился –

 Хватила воздух вдруг рука –

 И я куда-то провалился.

 В себя пришёл я помаленьку,

 Вверху там где-то ветер ходит,

 Четыре деревянных стенки…

 То был заброшенный колодец.

 Не закричишь, фашист ведь рядом,

 Я попытался выбираться,

 Карабкался, но снова падал.

 Потом упав, не смог подняться.

 Казалось, воздух начал греться,

 Мелькнуло – жаль, что до Победы

 Я не дожил. Сжималось сердце -

 Не быть мне ни отцом, ни дедом.

 Вдруг наверху… нет, быть не может,

 – Товарищ старшина, Лущаев,

 Ты где, земляк? – спросил тревожно

 Комбат, в себя прийти заставив.

 А в блиндаже сто грамм нашлось

 И пара сухарей у друга.

 Ведь на войне так повелось,

 Что воздается по заслугам.

 Высотку вместе брали в полдень,

 И в том бою мы победили,

 Но этот крик навек запомню:

 – Комбата нашего убили...

 Слеза тяжелая мужская

 Скатилась по его щеке.

 – Как видишь, я дожил до мая,

 А он – в том снежном далеке...

 Вдруг тише стало за окном.

 Мигнула лампа – керосинка.

 Своим шершавым язычком

 Лизнула деда кошка Зинка.