Я как рубеж запомню вечер : декабрь, безогненная мгла, я хлеб в руке домой несла, и вдруг соседка ей навстречу. Сменяй на платье,говорит,менять не хочешь дай по дружбе. Десятый день, как дочь лежит. Не хороню. Ей гробик нужен. Его за хлеб сколотят нам. Отдай. Ведь ты сама рожала... И я сказала: - Не отдам. И бедный ломоть крепче сдала. - Отдай, она просила, ты сама ребёнка хоронила. Я принесла тогда цветы, чтоб ты украсила могилу.,... Как будто на краю земли, одни, во мгле, в жестокой схватке, две женщины, мы рядом шли, две матери, две ленинградке. И одержимая, она молила долго, горько, робко. И сил хватило у меня не уступить мой хлеб на гробик. И сил хватило - привести её к себе шепнув угрюмо: - На сьеш кусочек, сьеш., прости! Мне для живых не жаль не думай. Прожив декабрь, январь, февраль, я повторяю с дрожью счастья :мне ничего живым не жаль-ни слез, ни радости, ни страсти. О мы познали в декабре не зря "священным даром" назван обычный хлеб и тяжкий грех хотя-бы крошку бросить наземь:таким людским страданьем он, такой большой любовью братской для нас отныне освящнн, наш хлеб насущный ленинградский.