Да, он мне снится, этот город

и видимо не раз, не два

Доказывать я буду в спорах,

что он красивей, чем Москва!

И в стороне сибирской дальней,

мне помнится родимый дом

И то, что факелы Ростральных....

А впрочем нет, я о другом.

Я вижу городок на Волге

в полукольце плешивых гор

В тот очень тяжкий, очень долгий

42-ой военный год.

Линялые шатрами крыши,

стада бредущие в пыли

Сюда блокадных ребятишек

из Ленинграда привезли.

Ведь больше года голодали,

им дали мяса, масло дали.

Они ж, шатаясь как в бреду

за завтраком недоедали,

В обед опять недоедали, за ужином недоедали,

на завтра прятали еду.

Они не оставляли крошек,

тихи, глазасты и худы,

Они рассматривали кошек

лишь как запас живой еды.

И падали при каждом шаге.

И молча плакали в тиши.

Но кто-то детям дал бумагу

и заточил карандаши.

И вот на четвертушках мятых,

стал робко возникать на свет

Не точный, памятный, крылатый,

неповторимый силуэт -

Бессмертный шпиль Адмиралтейства,

его нагую простоту

Чертило раненое детство,

мусоля грифели во рту....

Да, он мне снится этот город

и видимо не раз, не два

Доказывать я буду в спорах,

что он красивей, чем Москва!

И вновь и вновь при трудном шаге

я вспомню это, тишь палат,

детей, и на листках бумаги,

рисунок, точно текст присяги,

тебе на верность ЛЕНИНГРАД.