Их, расстреляли на рассвете

Когда еще белела мгла,

Там были женщины и дети

И эта девочка была.

Сперва велели им раздеться,

Затем к обрыву стать спиной,

И вдруг раздался голос детский

Наивный, чистый и живой:

-Чулочки тоже снять мне, дядя?

Не упрекая, не браня,

Смотрели прямо в душу глядя

Трехлетней девочки глаза.

"Чулочки тоже..?"

И смятением на миг эсесовец объят.

Рука сама собой безвольно

Вдруг опускает автомат.

Он словно скован взглядом синим,

Проснулась в ужасе душа.

Нет! Он застрелить ее не может,

Но дал он очередь спеша…

Упала девочка в чулочках.

Снять не успела, не смогла.

Солдат, солдат... Что если б дочка

Твоя вот так же здесь легла?

И это маленькое сердце

Пробито пулею твоей.

Ты человек! Не просто немец!

Но ты же зверь среди людей!

Шагал эсесовец упрямо,

К заре не поднимая глаз.

Впервые может эта дума,

В мозгу отравленном зажглась.

И всюду взгляд светился синий,

И всюду слышилось опять,

И не забудется отныне:

"Чулочки, дядя, тоже снять?"