Их расстреляли на рассвете,

Когда еще белела мгла.

Там были женщины и дети

И эта девочка была.

Сперва велели им раздеться

Затем к обрыву встать спиной

И вдруг раздался голос детский

Наивный, чистый и живой:

Чулочки тоже снять мне, дядя?

Не упрекая, не браня,

Смотрели прямо в душу глядя

Трехлетней девочки глаза.

«Чулочки тоже» — и смятеньем 

эсесовец объят

Рука сама собой с волненьем 

вдруг опускает автомат.

И словно скован взглядом детским, 

и кажется что в землю врос,

Глаза, как у моей Утины? — 

в смятенье мутном произнес.

Овечнный невольно дрожью,

Нет, он убить ее не может,

Но дал он очередь спеша.

Упала девочка в чулочках…

Снять не успела, не смогла.

Солдат, солдат,а если б дочка

Вот здесь, вот так твоя легла…

Ведь это маленькое сердце

Пробито пулею твоей…

Ты Человек, не просто немец

Ты страшный зверь среди людей…

Шагал эсэсовец упрямо,

Шагал не поднимая глаз,

впервые может эта дума

В сметеньи отравленном зажглась.

И всюду взгляд светился детский,

И всюду слышится опять,

И не забудется вовеки:

Чулочки, дядя, тоже снять?"