БАЛЛАДА О ПРОПАВШЕМ БЕЗ ВЕСТИ

Вдовья доля — былинка в поле,

Неуютна и солона.

Не опишешь, какое горе

Принесла в каждый дом война.

Похоронка — страшней снаряда

И безжалостнее свинца.

Но ведь жить, но ведь жить-то надо! —

Дочки малые без отца...

Люба выстрадала немало,

Торопила года скорей.

Не заметила, как устала,

Замуж выдала дочерей.

Все прошло. Все — за грозной далью...

Но на юге не так давно

Побывала соседка Дарья.

Дарья стукнула вдруг в окно.

И пошла она, и запела:

Хошь хвали, мол, а хошь — ругай,

Но выходит такое дело,

Что живой он, твой Николай.

И находится, мол, не где-то,

А в Херсоне тридцатый год

Неприкаянный, неприметный,

Он при госпитале живет.

Дарья, кашлянув виновато,

Побожилась хоть нет икон,

Что видала сама солдата:

«Лопни глазоньки, Люба, — он!»

Люба плакала безутешно,

Двое суток не жизнь, а стон.

Собрала чемодан поспешно

И поехала в тот Херсон.

Заявилась к начальству прямо,

Не на встречу —

                    на грозный суд.

Если муж — по какому праву,

Почему и зачем он тут?

Доктор глянул на Любу, словно

Душу ей распахнул свою.

— Все, что знаю, Любовь Петровна,

Расскажу вам, не утаю.

Помнят жители, как с пригорка

По колонне танков врага

Била наша «тридцатьчетверка»,

Зажигая их, как стога.

Над колонной клубилась сажа,

Бой неравен был и жесток,

И остался от экипажа,

Окровавленный весь стрелок.

Сапожищами полицаи

Мяли тело, как лебеду,

Но в ответ: «Ничего не знаю...» —

Лишь одно повторял в бреду.

На спине прожигали кожу,

Вспухла кожа черней земли.

Как они ни пытали — все же

Ничего узнать не смогли.

Изощренно танкиста били,

Изловчались и так, и сяк.

Надоело.

        Пулю — в затылок.

Тело выбросили в овраг.

Кто его подобрал — забыто.

Как он выжил — узнай, поди.

Что за сила в солдате скрыта?!

Что за сердце в его груди?!

Убивали, да не убили,

Оказались они слабы,

Но вот память ему отбили, —

Даже имя свое забыл.

Тридцать лет — вот такие сроки —

Он при госпитале больной,

Неизвестный и одинокий,

Изуродованный войной...

Вы не первая... приходило

Ох, как много сюда до вас... —

Люба слушала через силу

Невозможный этот рассказ.

Вся душа изошла слезами.

Все застыло у ней внутри.

«Вот сейчас он зайдет, — сказали, —

Повнимательнее смотри!»

Появился он на пороге,

Посмотрел из-под мертвых век.

Подкосились у Любы ноги,

Побелела она, как снег.

Правду, правду сказала Дарья!

Он!.. Глаза застилает мрак...

Он... Головушка вся седая...

Боже мой, постарел-то как!..

— Коля,– еле шепнули губы, —

Люба я, узнаешь, аль нет?..

Дорогой мой...

— Не знаю Любы, —

Шевельнул губами в ответ.

— Что ты, Коля? Ты вспомни, Коля!

Повнимательней погляди... —

Подошла она и от боли

Прислонилась к его груди.

И такая любовь и жалость

Душу Любину обожгли,

Ведь в сравнении с ним, казалось,

Беды все ее обошли.

Вот такой он пришел из боя.

Не увидел ее в дыму...

— Вы возьмете его с собою?

И сказала она: — Возьму!..

Я его отогрею дома,

Там у нас сейчас соловьи,

Под окошками — цвет черемух,

Там родные его, свои.

Палисадник наш огорожен,

И скамейка его жива.

Посидит он и вспомнит, может,

Позабытые те слова.

С мужем вместе домой поеду,

Жить иначе я не смогу.

За любовь и за День Победы

Я навек перед ним в долгу...