Мы легли у разбитой ели.

Ждём, когда же начнёт светлеть.

Под шинелью вдвоём теплее

На продрогшей сырой земле.

Знаешь, Юлька, я против грусти.

Но сегодня она не в счёт.

Где то в яблочном захолустье

Мама, мамка моя живёт.

У тебя есть друзья, любимый.

У меня лишь она одна.

Пахнет в хате квашней и дымом.

За порогом бурлит весна

Старой кажется каждый кустик

Беспокойную дочку ждёт.

Знаешь, Юлька, я против грусти, но сегодня она не в счёт.

Отогрелись мы еле-еле.

Вдруг приказ-выступать вперёд.

Снова рядом, в сырой шинеле

Светлокосый солдат идёт.

С каждым днем становилось горше

Шли без митингов и знамен

В окружение попал под Оршей

Наш потрепанный батальон

Зинка нас повела в атаку,

Мы пробились по чёрной ржи!

По воронка и буеракам, через смертные рубежи.

Мы не ждали посмертно славы

Мы со славой хотели жить!

Почему же в бинтах кровавых

Светлокосый солдат лежит?!

Её тело своей шинелью укрывала я зубы сжав

Белорусские ветры пели о Рязанских глухих садах.

Знаешь, Зинка, я против грусти.

Но сегодня она не в счёт.

Где то в яблочном захолустье

Мама, мамка твоя живёт

У меня есть друзья, любимый

У неё ты была одна!

Пахнет в хате квашней и дымом.

За порогом бурлит весна.

И старушка, в цвета том платье

У иконы свечу зажгла.

И не знаю, как написать ей,

Что б она тебя не ждала.