КУКЛА

Шел сорок третий, тяжкий сорок третий...

Деревня сожжена, разрушен дом.

Как будто все черно на белом свете-

Обуглились деревья за окном.

Лишь старосты домишко цел остался,

И нас, зимой вернувшихся домой,

Предсельсовета как-то постарался

И поместил в тот домик на постой.

У них своих - два сына и две дочки.

Пятнадцать лет исполнилось меньшой,

Была постарше на восемь годочков

Она меня, а мнет пошел седьмой.

Нет ни игрушек, ни одежды...Слякоть -

Не выйдешь прогуляться под окном,

А у девчонки куколка из тряпок

Валялася в пыли за сундуком.

И сколько я девчонку ни просила,

Та не дала мне куклы поиграть,

А куклу взять, как я ни голосила,

Без разрешенья не велела мать.

Была послушной, хвастаться не буду,

Но что тогда случилось, не пойму,

Без спроса куклу я взяла оттуда,

Прижала крепко к сердцу своему.

По тесной хате куколку носила,

Запрятала под кофточку ее.

Казалось, оторвать ее нет силы

От детского сердечка моего.

Девчонка увидала, налетела,

(Какая ж она сильная была!)

И куклу эту отобрать хотела,

А я ей куколку не отдала.

-Еще тут расселились в нашем доме! -

Девчонка поднимала шум и гам, -

Вам место вон, в сарае на соломе,

Скорее передохните все там.

-А вы деревню с немцами спалили...

-Не мы палили, это немцы жгли...

-А вы зачем же немцев-то хвалили,

Когда они в деревню к нам пришли?

А вы зачем же немцам рассказали,

Где коммунисты жили до войны?

А немцы наш кирпичный дом взорвали,

Теперь там только камушки видны.

Мать цыкнула, но я не унималась,

Мать пригрозила ивовым прутом,

А я сильнее злобой наливалась

За голод, за разрушенный наш дом.

Все дальше длилась перебранка наша,

Решала я, как с куклой поступить?

"Тряпичная, чумазенькая Даша

Как будет будет у "фашистки" этой жить?"

Мое сердечко от тоски и боли,

И гнева разрывалось пополам:

"Пусть выпорет мать хворостиной вволю,

Я этой злюке куклы не отдам".

-Отдай, - сказала мать, меня ругая,-

На тряпке что ль сошелся клином свет?

Уйми, хозяйка, дочь. Твоя - большая,

Моя же - несмышленыш, ей - шесть лет.

Но мать девчонки все же промолчала

И повела на просьбу ту плечом,

С остервенением в печи стучала

По черным головешкам рогачом.

В шесть лет я говорила бойко, чисто...

И надо ж было выговорить мне:

-А мой отец на фронте бьет фашистов,

А твой отец - предатель и - в тюрьм.

Девчонка, словно коршун, ухватила

За головы и куклу, и меня,

Трепала нас, что было у ней силы,

Я не кричала, мужество храня.

Мы, видимо, друг другу все сказали

И перешли к физической борьбе.

Друг друга мы за волосы таскали

И куклу рвали, каждая - к себе.

И только лишь тогда я закричала,

И душу пронизали боль и страх,

Когда головку куклы увидала

У этой взрослой девочки в руках.

За куклу ту шлепков мне надавала

Расстроенная нашей ссорой мать.

-Нельзя чужое брать,- она сказала

И посадила к братьям на кровать.

Отшлепали детей, переругались

Две матери. Моя была больна,

И руки слабые дрожали -

Шла в доме настоящая война.

А слезы были и горьки, и жгучи,

Тем более что рваная в пыли

Валялась кукла на навозной куче,

А мать сказала строго: - Не бери.

Глаза мои от слез совсем распухли...

Мне все же сшили куколку к весне,

А я тайком все плакала о кукле,

Которая погибла на войне.