На дне окопного оврага

Добыл я гильзу из стены.

А в ней — истлевшая бумага,

Письмо, пришедшее с войны.

Должно быть, кто-то перед боем

Смочил графит карандаша

И с перемазанной губою

Писал как думал — не спеша.

Вручал слова бумаге бренной,

Писал, склоняясь к фитилю...

И вот слова сожрало время,

И лишь одно сквозит: «Лю-блю...»

Одно осталось... Но упрямо

Горит сквозь всё, что в жизни есть!..

Что он «лю-бил...»? Отчизну? Маму?

Иль ту, которую?.. Бог весть.

Любил, и всё. Не по приказу.

А по приказу — он в тот раз,

Наверно, встал и умер сразу.

И вот воскрес. Во мне. Сейчас