Я видела однажды, по дороге.

Подбрасывал мальчишка хлеб сухой.

И ловко били хлеб шальные ноги.

Играл, как мячиком, мальчишка озорной.

Тут подошла, старушка и, нагнувшись,

Взяла батон, заплакав вдруг, ушла

Мальчишка в след глядел ей, улыбнувшись.

Решил, что это нищенка была.

Тут дед, сидевший на скамейке, рядом.

Поднялся и к мальчишке подошел

« Зачем - спросил он, голосом усталым –

-Ты, мальчик поступил нехорошо»

А утром, в день победы, ветераны.

Все при параде, в школу, ту, пришли.

Мальчишке показалось очень странным,

Что ветераны хлеб, с собой, несли.

Узнал мальчишка, в старом ветеране.

Седого старика, на той скамье.

Он замер, тишина стояла в зале.

И хлеб душистый на большом столе.

И та, старушка, что ушла с батоном.

Сидела рядом, грудь вся в орденах.

В глазах мальчишки голубых, бездонных.

Вдруг, со слезами появился страх.

Она, разрезав хлеб, взяла горбушку.

Мальчишке, нежно, в руки подала.

И быль, рассказанная, той старушкой.

Его в блокадный Ленинград перенесла.

.

Вот перед ним возник холодный город.

Во вражеском кольце, кругом бои.

Свирепствует зима и лютый голод.

И тот батон, что поднят был с земли.

Прижав батон, он мчится по дороге.

Он знает, мать его, больная, ждет.

Торопится он к ней, замерзли ноги.

Но счастлив он, он хлеб домой несет.

А дома, бережно, батон он режет.

Куски считая, чтоб хватило им.

Пусть он сухой и пусть не очень свежий.

Он был единственным и очень дорогим.

Он понял цену, тем слезам и хлебу.

Который, дерзко, превратил он в мяч.

На землю, вновь его вернули с неба.

Слова старушки « Ешь, сынок, не плачь»

Стоит она и гладит по головке.

В глаза глядит, так, как глядела мать.

Ему, вдруг, стало стыдно и неловко.

« Простите» - только это смог сказать.

Я видела, как тихо, по дороге.

Идет мальчишка, голову склонив.

И дед седой все курит на пороге.

Всю боль души, молчаньем сохранив.