Он все вложил в этот удар, все, до последней капли. Немец почти не вскрикнул, только

странно, тягуче вздохнул и сунулся на колени. Старшина рванул скособоченную дверь, прыж￾ком влетел в избу.

– Хенде хох!..

А они спали. Отсыпались перед последним броском к железке. Только один не спал: в

угол метнулся, к оружию, но Васков уловил этот его скок и почти в упор всадил в немца пулю.

Грохот ударил в низкий потолок, фрица швырнуло в стену, а старшина забыл вдруг все немец￾кие слова и только хрипло кричал:

– Лягайт!.. Лягайт!.. Лягайт!..

И ругался черными словами. Самыми черными, какие знал.

Нет, не крика они испугались, не гранаты, которой размахивал старшина. Просто поду￾мать не могли, в мыслях представить даже, что один он, на много верст один-одинешенек. Не

вмещалось это понятие в фашистские их мозги, и потому на пол легли: мордами вниз, как

велел. Все четверо легли: пятый, прыткий самый, уж на том свете числился.

И повязали друг друга ремнями, аккуратно повязали, а последнего Федот Евграфыч

лично связал. И заплакал. Слезы текли по грязному, небритому лицу, он трясся в ознобе, и

смеялся сквозь эти слезы, и кричал:

– Что, взяли?.. Взяли, да?.. Пять девчат, пять девочек было всего, всего пятеро! А не

прошли вы, никуда не прошли и сдохнете здесь, все сдохнете!.. Лично каждого убью, лично,

даже если начальство помилует! А там пусть судят меня! Пусть судят!..

А рука ныла, так ныла, что горело все в нем и мысли путались. И потому он особо боялся

сознание потерять и цеплялся за него, из последних силенок цеплялся…

…Тот, последний путь он уже никогда не мог вспомнить. Колыхались впереди немецкие

спины, болтались из стороны в сторону, потому что шатало Васкова, будто в доску пьяного. И

ничего он не видел, кроме этих четырех спин, и об одном только думал: успеть спуск автомата

нажать, прежде чем сознание потеряет. А оно на последней паутинке висело, и боль такая во

всем теле горела, что рычал он от боли той. Рычал и плакал: обессилел, видно, вконец…

Но лишь тогда он сознанию своему оборваться разрешил, когда окликнули их и когда

понял он, что навстречу идут свои. Русские…