Был трудный бой. Всё нынче как спросонку...

И только не могу себе простить:

Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,

Но как зовут, - забыл его спросить.

Лет десяти-двенадцати. Бедовый.

Из тех, что главарями у детей.

Из тех, что в городишках прифронтовых

Встречают нас, как дорогих гостей.

Машины обступают на стоянках,

Таскать им воду вёдрами не труд.

Выносят мыло с полотенцем к танку

И сливы недозрелые суют...

Шёл бой за улицу. Огонь врага был страшен.

Мы прорывались к площади вперёд,

А он гвоздит, - не выглянуть из башен, -

И чёрт его поймёт, откуда бьёт.

Тут угадай-ка, за каким домишком

Он примостился - столько всяких дыр!

И вдруг к машине подбежал парнишка:

«Товарищ командир! Товарищ командир!

Я знаю, где их пушка... Я разведал...

Я подползал, они вон там, в саду»...

«Да где же? Где?» - «А дайте, я поеду

На танке с вами, прямо приведу!»

Что ж, бой не ждёт. «Влезай сюда, дружище...»

И вот мы катим к месту вчетвером,

Стоит парнишка, мимо пули свищут, -

И только рубашонка пузырём.

Подъехали. «Вот здесь!» И с разворота

Заходим в тыл и полный газ даём,

И эту пушку заодно с расчётом

Мы вмяли в рыхлый жирный чернозём.

Я вытер пот. Душила гарь и копоть.

От дома к дому шёл большой пожар.

И помню, я сказал: «Спасибо, хлопец...»

И руку, как товарищу, пожал.

Был трудный бой. Всё нынче как спросонку.

И только не могу себе простить:

Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,

Но как зовут, - забыл его спросить.