Грохочет тринадцатый день войны.

Ни ночью, ни днем передышки нету.

Вздымаются взрывы, слепят ракеты,

И нет ни секунды для тишины.

Как бьются ребята — представить страшно!

Кидаясь в двадцатый, тридцатый бой

За каждую хату, тропинку, пашню,

За каждый бугор, что до боли свой…

И нету ни фронта уже, ни тыла,

Стволов раскаленных не остудить!

Окопы — могилы… и вновь могилы…

Измучились вдрызг, на исходе силы,

И все-таки мужества не сломить.

О битвах мы пели не раз заранее,

Звучали слова и в самом Кремле

О том, что коль завтра война нагрянет,

То вся наша мощь монолитом встанет

И грозно пойдет по чужой земле.

А как же действительно все случится?

Об это — никто и нигде. Молчок!

Но хлопцы в том могут ли усомнится?

Они могут только бесстрашно биться,

Сражаясь за каждый родной клочок!

А вера звенит и в душе,и в теле,

Что главные силы уже идут!

И завтра, ну может, через неделю

Всю сволочь фашистскую разметут.

Грохочет тринадцатый день война

И, лязгая, рвется все дальше, дальше…

И тем она больше всего страшна,

Что прет не чужой землей, а нашей.

Не счесть ни смертей, ни числа атак,

Усталость пудами сковала ноги…

И, кажется, сделай еще хоть шаг,

И замертво свалишься у дороги…

Комвзвода пилоткою вытер лоб:

— Дели сухари! Не дрейфить, люди!

Неделя, не больше еще пройдет,

И главная сила сюда прибудет.

На лес, будто сажа, свалилась мгла…

Ну где же победа и час расплаты?!

У каждого кустика и ствола

Уснули измученные солдаты…

Эх, знать бы бесстрашным бойцам страны,

Смертельно усталым солдатам взвода,

Что ждать ни подмоги, ни тишины

Не нужно. И что до конца войны

Не дни, а четыре огромных года.