Они их собрали, спокойно до боли,

Детишек и женщин… и выгнали в поле.

И яму себе эти женщины рыли.

Фашисты стояли, смотрели, шутили…

Затем возле ямы поставили в ряд

Измученных Женин и хилых ребят.

Поднялся наверх хищноносый майор,

На этих людей посмотрел он в упор.

А день был дождливый,

Касалися луга свинцовые тучи,

Толкая друг друга.

Своими ушами я слышал тогда,

Как реки рыдали, как выла вода…

Кричали ручьи, словно малые дети…

Я этого дня не забуду до смерти.

И солнце сквозь тучи (я видел все это!)

Рыдая, ласкало детей своим светом.

…Но звук автомата сумел вдруг прервать

Проклятье, что бросила извергам мать!

У сына дрожали ручонки и губки.

Он плакал в подол ее выцветшей юбки.

Всю душу ее на куски разрывая,

Сын будто кричал уже все понимая:

«Стреляют! Укрой! Не хочу умирать!»

Нагнувшись, взяла его не руки мать,

Прижала к груди: «Ну не бойся, сейчас

Не будет на свете, мой маленький, нас…

Нет, больно не будет… мгновенная смерть…

Закрой только глазки, не надо смотреть.

А то палачи закопают живьем

Нет, лучше от пули мы вместе умрем».

Он глазки закрыл, пуля в шею вошла…

Вдруг молния два осветила ствола

И лица упавших белее чем мел…

И ветер вдруг взвизгнул, и гром загремел.

Пусть стонет земля,

Пусть рыдает крича;

Как магма, слеза

Будет пусть горяча.

Планета, живёшь миллионы ты лет,

Лесам и озёрам числа твоим нет,

Но видела ль ты хоть единственный раз,

Позорнее случай, чем тот, что сейчас?

Страна моя, правда на знамени алом,

Омыто слезами то знамя не мало:

Огнями той правды, гони палачей,

За детскую кровь и за кровь матерей