Я помню "Западный" вокзал. Так, не вокзал - одно названье.

Сраженья гул ушел на запад и постепенно вовсе смолк.

На рельсах сидя отдыхал прошедший укомплектованье,

А проще - заново рождённый, наш боевой стрелковый полк.

И на платформу вполз состав, идущий на восток куда-то,

Шел медленно и осторожно, как бы стараясь не греметь,

В вагонах, в тех, что возят скот, стояли дети в полосатом

Так ужасающе худые, что жутко было посмотреть.

Состав вздохнул и тихо встал, поскрипывая тормозами.

В другое время я бы думал, что это зрения изъян -

Скелетики в товарняках с пустыми темными глазами.

Одни глаза. Сейчас такими рисуют инопланетян.

Тушёнка, сахар, сухари, всё из потаек извлекалось,

Трофейный шоколад, галеты, компот, трофейная халва,

И мужики, в бою – зверьё, всё повидавшие, пытались,

Сквозь неудержанные слёзы, найти поласковей слова.

Сопровождавшие детей медсёстры-девушки примчали,

Они метались вдоль состава, весь полк пытаясь вразумить,

Отталкивая нас назад, они рыдали и кричали –

Солдатики, остановитесь! Нельзя! Нельзя детей кормить!

Пришедшие на тот перрон две местных тётки с узелками

Упали разом на колени там, где стояли в пыль и грязь,

И, наклонившись до земли, и, заслонив лицо руками,

Раскачиваясь, жутко выли толи казнясь, толи молясь.

Гнетущий хор людской беды звучал нелепо и нестройно,

Народ не мог остановиться в порыве чувства своего.

И только дети в полутьме стояли тихо и спокойно

И их глаза на бледных лицах не выражали ничего.

До нас дошло - кормить нельзя! Мы всё сложили аккуратно

На полках первого вагона, где был устроен лазарет.

В последний раз я в те глаза взглянул, и стало мне понятно...

В тот миг отчётливо и ясно я осознал – Что бога нет!!...

Война не ждёт, мы шли вперёд, наш мир нуждается в защите.

Недалеко в моей колонне шел пожилой седой солдат

И всё шептал: - Простите, деточки… Ох, деточки простите…

Как будто он и правда в чём-то был перед ними виноват.