Их расстреляли на рассвете,

Когда ещё белела мгла.

Там были женщины и дети,

И эта девочка была.

Сперва велели им раздеться,

Затем к обрыву стать спиной.

И вдруг раздался голос детский.

Наивный, чистый и живой:

"Чулочки тоже снять мне, дядя?"

Не упрекая, не браня,

Смотрели, прямо в душу глядя,

Трёхлетней девочки глаза.

"Чулочки тоже! "

И смятеньем на миг эсесовец объят.

Рука сама собой в волнении

Вдруг опускает автомат.

Овеян он невольной дрожью.

Проснулась в ужасе душа.

Нет! Он убить её не сможет.

Но дал он очередь спеша.

Упала девочка в чулочках.

Снять не успела, не смогла.

Солдат, солдат! А если б дочка

Твоя вот здесь бы так легла?

И это маленькое сердце

Пробито пулею твоей.

Ты - человек, не просто немец!

Или ты зверь среди людей?!..

Шагал эсесовец упрямо.

Шагал, не подымая глаз.

Впервые, может, эта дума

В мозгу затравленном зажглась.

И всюду взгляд светился детский,

И снова слышится опять,

И не забудется навеки:

"Чулочки, дядя, тоже снять?..."