О, свадьбы в дни военные! 
Обманчивый уют, 
слова неоткровенные 
о том, что не убьют... 
Дорогой зимней, снежною, 
сквозь ветер, бьющий зло, 
лечу на свадьбу спешную 
в соседнее село. 
Походочкой расслабленной, 
с челочкой на лбу 
вхожу, 
   плясун прославленный, 
в гудящую избу. 
Наряженный, 
      взволнованный, 
среди друзей, 
           родных, 
сидит мобилизованный 
растерянный жених. 
Сидит 
     с невестой - Верою. 
А через пару дней 
шинель наденет серую, 
на фронт поедет в ней. 
Землей чужой, 
        не местною, 
с винтовкою пойдет, 
под пулею немецкою, 
быть может, упадет. 
В стакане брага пенная, 
но пить ее невмочь. 
Быть может, ночь их первая - 
последняя их ночь. 
Глядит он опечаленно 
и - болью всей души 
мне через стол отчаянно: 
«А ну давай, пляши!» 
Забыли все о выпитом, 
все смотрят на меня, 
и вот иду я с вывертом, 
подковками звеня. 
То выдам дробь, 
        то по полу 
носки проволоку. 
Свищу, 
     в ладоши хлопаю, 
взлетаю к потолку. 
Летят по стенкам лозунги, 
что Гитлеру капут, 
а у невесты 
      слезыньки 
горючие 
      текут. 
Уже я измочаленный, 
уже едва дышу... 
«Пляши!..» - 
      кричат отчаянно, 
и я опять пляшу... 
Ступни как деревянные, 
когда вернусь домой, 
но с новой свадьбы 
пьяные 
   являются за мной. 
Едва отпущен матерью, 
на свадьбы вновь гляжу 
и вновь у самой скатерти 
вприсядочку хожу. 
Невесте горько плачется, 
стоят в слезах друзья. 
Мне страшно. 
     Мне не пляшется, 
но не плясать - 
              нельзя.