Шагая по мокрой траве к селу, я вспомнил, что уже давно не писал о

таких вот милых пустяках. И вообще хотелось написать что-нибудь простое,

бесхитростное, ни на малость не вмешиваясь в течение жизни, хотя бы вот о

таком сером осеннем деньке, о бабкином гусе, зашитом в корзине, должно быть

еще молодом, не долетавшем своего срока до веселых морозцев, когда воздух

резок, как спирт, и вода холодна, о том, как иду сейчас полем и как встречу кого-то в деревне и заговорю

с ним или с ней, еще не зная о чем,- написать так, как было, как будет, как

виделось, без привиранья и лукавства. И почему-то вспомнилось мне яшинское:

    Медведя мы не убили,

    Но я написал рассказ

    О том, как медведя убили,

    Какие мы храбрые были,

    Когда он пошел на нас.

   Зная, что меня теперь никто не услышит, я попробовал напеть стихи на

мотив "Я люблю тебя, жизнь":

    В журна-ле меня-я хва-ли-ли-и-и

    За правду,

    За мас-тер-ство-о-о...

    Медведя мы не уби-ли-и-и,

    Не видели даже его-о-о.

   Дальше мотив как-то не пришелся, и я, перелезая под высокими деревьями

через  плетень,  захрустевший подо мной всеми своими  иссушенными  и

выветренными костями, а теперь мокрыми и ослизлыми, дочитал стихи без

напева:

    И что еще характерно:

    Попробуй теперь скажи,

    Что факты не достоверны,-

    Тебя ж обвинят во лжи.

   Так, бормоча про шкуру неубитого медведя, я очутился в чужом огороде.

Дождь копошился в опавших тополевых листьях, далеко усеявших гряды, и был он

здесь слышнее, чем в поле. Огород уже перекопан и истоптан, но на одной

грядке еще матово голубели крепкие студеные кочны и свежо и остро пахло

поздней капустой, а еще горьковатым палым листом и посыревшей усталой

землей, отработавшей свое. На старом подсолнухе, забытом у межи, предзимне

тинькала синица. Прицепившись к его поникшей растрепанной голове, она

теребила пустую жухлую решетку. И тоже было хорошо видеть этот живой и

неунывающий желто-зеленый комочек бытия. И был приятен своим домовитым уютом

стук топора за сараем.

   Я пошел на этот стук, отыскал в плетне огородную калитку, снял с кола

лыковую петлю, удерживавшую дверцу запертой и, остерегаясь собаки, но в то

же время желая все-таки, чтобы она выскочила и облаяла - не мрачный цепной

Полкан,  а суматошная и  незлобивая собачушка, что через минуту уже

приятельски тычется в колени, нетерпеливо перебирает передними лапами и

метет землю хвостом,- протиснулся за лозовую скрипучую калитку.