Как жаль- мне. что гордые наши слова

"Держава", "Родина" и "Отчизна"

Порою затерты, звенят едва

В простом словаре повседневной жизни.

Я этой болтливостью не грешил.

Шагая по жизни путем солдата,

Я просто с рожденья тебя любил

Застенчиво, тихо и очень свято.

Какой ты была для меня всегда?

Наверное, в разное время разной.

Да, именно разною, как когда,

Но вечно моей и всегда прекрасной!

В каких-нибудь пять босоногих лет

Мир - это улочка, мяч футбольный,

Сабля, да синий змей треугольный,

Да голубь, вспарывающий рассвет.

И если б тогда у меня примерно

Спросили: какой представляю я

Родину? Я бы сказал, наверно:

- Она такая, как мама моя!

А после я видел тебя иною,

В свисте метельных уральских дней,

Тоненькой, строгой, с большой косою -

Первой учительницей моей.

Жизнь открывалась почти как -

в сказке, Где с каждой минутой иная ширь,

Когда я шел за твоей указкой

Все выше и дальше в громадный мир!

Случись, рассержу я тебя порою -

Ты, пожурив, улыбнешься вдруг

И скажешь, мой чуб потрепав рукою:

- Ну ладно. Давай выправляйся, друг!

А помнишь встречу в краю таежном,

Когда, заблудившись, почти без сил,

Я сел на старый сухой валежник

И обреченно глаза прикрыл?

Сочувственно кедры вокруг шумели,

Стрекозы судачили с мошкарой:

- Отстал от ребячьей грибной артели...

Жалко... Совсем еще молодой!

И тут, будто с суриковской картины,

Светясь от собственной красоты,

Шагнула ты, чуть отведя кусты,

С корзинкою, алою от малины.

Взглянула и все уже поняла:

- Ты городской?.. Ну дак что ж, бывает...

У нас и свои-то, глядишь, плутают,

Пойдем-ка!-И руку мне подала.

И, сев на разъезде в гремящий поезд,

Хмельной от хлеба и молока,

Я долго видел издалека

Тебя, стоящей в заре по пояс...

Кто ты, пришедшая мне помочь?

Мне и теперь разобраться сложно:

Была ты и впрямь лесникова дочь

Или "хозяйка" лесов таежных?

А впрочем, в каком бы я ни был краю

И как бы ни ждл и сейчас, и прежде,

Я всюду, я сразу тебя узнаю -

Голос твой, руки, улыбку твою,

В какой ни явилась бы ты одежде!

Помню тебя и совсем иной.

В дымное время, в лихие грозы,

Когда завыли над головой

Чужие черные бомбовозы!

О, как же был горестен и суров

Твой образ, высоким гневом объятый,

Когда ты смотрела на нас с плакатов

С винтовкой и флагом в дыму боев!

И, встав против самого злого зла,

Я шел, ощущая двойную силу:

Отвагу, которую ты дала,

И веру, которую ты вселила.