Должно быть, неизвестно вам,

Сегодняшним ребятам,

Что означает слово ТРАМ,

Рожденное в тридцатом.

Следы эпох слова таят,

И это слово тоже.

ТРАМ — это значило Театр

Рабочей молодежи.

А в ТРАМе — слушайте, друзья,

Историю с начала —

Одна знакомая моя

Всегда старух играла.

И режиссер, кудлат и лих,

Подтрунивал над нею:

«Еще сыграешь молодых,

Старух играть труднее».

Артистка соглашалась с ним

Безропотно и грустно,

Сама накладывала грим

И горбилась искусно.

В ее года, в ее лета

Играть старух обидно.

Но вот опять идет спектакль,

И зрителям не видно,

Что смотрит мне в глаза она,

На сцене умирая.

...А завтра к нам пришла война,

Вторая мировая.

Я срочно уезжал тогда

Под гул артиллерийский

И лишь потом, через года,

Узнал судьбу артистки.

Она отправилась в войска

С концертною бригадой,

Когда уже была Москва

В «ежах» и баррикадах.

Не разобрать — где фронт, где тыл,

Огонь вокруг неистов,

И прямо к немцам угодил

Грузовичок артистов.

Что будет с русской красотой,

Решительной и нежной?

Судьба, не торопись, постой,

Приободри надеждой!

И реквизит и грим при ней

Остались в суматохе...

Ноябрьский сумрак все темней,

И вот в людском потоке

Старуха дряхлая бредет,

Ягой-каргою горбясь.

Лицо в бороздках, черный рот —

Мой ненаглядный образ.

Сентиментального врага

Задело это чудо.

«На что нам старая карга?

А ну, катись отсюда!»

И так вот, с гримом на лице,

В своей коронной роли,

Она пришла в районный центр,

А он уже в неволе.

Стоит растерянный народ

На площади у церкви,

А мимо бабушка идет

В ботинках не по мерке.

Глаза из-под седых бровей

Скрестились с горем лютым,

И очень захотелось ей

Дать силу этим людям.

Там, в центре мертвого села,

Она о вере в завтра

Стихотворение прочла

Из «Комсомольской правды».

Навстречу — гордость, и испуг,

И вздох, как гром обвала,

И чей-то звонкий выкрик вдруг:

 «Товарищи, облава!»

Ее жандармам выдал гад,

Известный в том районе.

(Он стал сегодня, говорят,

Профессором в Бостоне.)

Суд скорый... Да какой там суд!

Со зла да с перетруху

Уже к березе волокут

Безумную старуху.

На шее — острая петля.

Рванулась из под ног земля...

Теперь глаза мои сухи,

Я плакал лишь в театре.

Прости меня за те стихи

Из «Комсомольской правды».

За то, что я но мог спасти...

За то, что я живу, прости...

Пришла на следующий день,

Не помня об угрозе,

Толпа потерянных людей

К истерзанной березе.

Зачем смотреть на мертвецов?

Но люди смотрят в муке —

И видят юное лицо

И розовые руки.

Кто объяснить сумел бы им,

Что верх взяла природа,

Что начисто отмыла грим

Ночная непогода?..

(И это чудо красоты,

Бессмертия начало,

Потом понтонные мосты

В тылу врага взрывало.)

...Воспоминаний голос тих.

И слышу в тишине я:

«Еще сыграешь молодых,

Старух играть труднее».