Их расстреляли на рассвете,

Когда ещё белела мгла.

Там были женщины и дети

И эта девочка была.

Сперва велели всем раздеться,

А после стать ко рву спиной,

Но прозвучал вдруг голос детский,

Наивный, чистый и живой:

"Чулочки тоже снять мне, дядя?"

Не упрекая, не грозя

Смотрели, словно в душу глядя,

Трехлетней девочки глаза.

"Чулочки тоже!"

И сметеньем на мин эсэсовец объят,

Рука сама собой в мгновенье ,

Вдруг опускает автомат.

Овеян он невольной дрожью, Проснулась в ужасе душа.

Нет! Он её убить не может!

Но дал он очередь спеша.

Упала девочка в чулочках.

Снять не успела, не смогла.

Солдат! Солдат! Что если б дочка

Твоя , вот так же здесь легла?

Ты- Человек! Не просто немец!

Или ты зверь среди людей?!

Шагал эсэсовец угрюмо,

К заре, не поднимая глаз.

Вервые, может эта дума,

В мозгу отравленном зажглась!

И всюду взгляд светился синий,

И всюду слышалось опять

И не забудется поныне

"Чулочки, дядя, тоже снять?"