Их расстреляли на рассвете,

Когда еще белела мгла.

Там были женщины и дети

И эта девочка была.

Сперва велели всем раздеться,

Потом ко рву всем стать спиной,

Но вдруг раздался голос детский.

Наивный, чистый и живой:

«Чулочки тоже снять мне дядя?» –

Не осуждая, не браня

Смотрели, прямо в душу глядя

Трехлетней девочки глаза.

«Чулочки тоже!»

Исмятением на миг эсэсовец объят.

Рука сама собой с велением

Вдруг опускает автомат.

Он словно скован взглядом синим,

И,кажется он в землю врос,

Глаза как у моей дочурки,в смятение сильном произнес

Охвачен он невольной дрожью,

Проснулась в ужасе душа.

Нет! Он убить ее не может,

Но дал он очередь спеша.

Упала девочка в чулочках.

Снять не успела, не смогла.

Солдат, солдат! Что если б дочка

Твоя вот так же здесь легла?

Ведь это маленькое сердце

Пробито пулею твоей!

Ты – Человек, не просто немец!

Или ты зверь среди людей!

… Шагал эсэсовец угрюмо

К заре, не поднимая глаз.

Впервые может эта дума

В мозгу отравленном зажглась.

И всюду взгляд стркится синий,

И всюду слышится опять

И не забудется поныне:

«Чулочки, дядя, тоже снять?»