Хатынь

Ирина Коротеева

Иссякли реки, высохли колодцы,

Полны озера не прохладой – пылью,

Вода ключом в источниках не бьется,

Деревья к небу тянутся бессильно.

В багровых бликах виделось мальчишке:

Сжигает солнце белую пустыню.

И было страшно, было больно слишком,

В горящей хате посреди Хатыни.

Толпы безумной малою частичкой

Он бился в бревна, пальцы обдирая,

Стучало сердце птичкой-невеличкой,

О будущем не ведая, не зная.

«Ведь ты все можешь, Боже Всевеликий!

Будь милосерден и останься с нами!».

Но равнодушно пожирало крики

Безжалостное, яростное пламя.

Пытаясь сбросить жаркую солому,

Стонали изувеченные стены,

На плечи саван плачущему дому

Набрасывало небо постепенно.

Но вдруг среди обуглившихся балок,

Мальчонка щуплый в полный рост поднялся.

Был обожжен и ранен, но не жалок:

В лицо он палачам своим смеялся!

Взметнулась обгорелая рубаха

От ветра, словно ангельские крылья,

И затряслись каратели от страха,

Всё больше свирепея от бессилья.

Под беспощадной очередью хлесткой

Мальчишка пал, захлебываясь кровью,

И виделись в последний миг березки,

Склонившиеся тихо к изголовью.

И адовым очищены горнилом,

Освободившись от земных страданий,

Сто сорок девять душ прощались с миром,

Великодушно этот мир прощая.

А сто пятидесятой срок не вышел –

Старик очнулся возле пепелища

И, ничего не видя и не слыша,

Пополз к своим на скорбное кострище.

И на холодном призрачном рассвете

Средь груды тел, растерзанных войною,

Нашел сынка - висели ручки-плети.

Отец упал тяжелой головою…

И, груз бесценный на руки поднявши,

Побрел, шатаясь, над ребенком воя.

Один живой среди безвинно павших,

Седой отец убитого героя.

Светлы весной рассветы над Хатынью.

И колокольный звон - слезой Господней.

Пред павшими, под бесконечной синью,

Колени преклоняю я сегодня...